Vasilievas Fiodras

Фёдор Васильев

В русском искусстве имя Федора Александровича Васильева (1850 – 1873) навсегда осталось феноменом ранней одаренности, удивительной загадки природы. Его жизнь была трагически короткой: двадцать три года. Едва ли мальчик, почти самоучка, в восемнадцать лет от роду он оказался в среде ведущих художников своего времени.

В становлении Васильева как художника приняли участие Шишкин и Крамской, ноих влияние было лишь косвенным. Васильев развивался самостоятельно, жадновпитывая жизненные и художественные впечатления. “Легким мячиком он скакалмежду Шишкиным и Крамским, и оба эти его учителя полнели от восхищениягениальным мальчиком”, – вспоминал Репин.В репинской книге воспоминаний “Далекое близкое” передан портрет Васильева:“…такую живую, кипучую натуру при прекрасном сложении имел разве Пушкин.Звонкий голос, заразительный смех, чарующее остроумие с тонкой до дерзостинасмешкой завоевали всех своим молодым, веселым интересом к жизни… и какэто он умел, не засиживаясь, побывать на всех выставках, гулянках, катках,вечерах и находил время посещать всех своих товарищей и знакомых ? Завиднаяподвижность ! И что удивительно: человек бедный, а одет всегда по моде, сиголочки; случайно, кое-как образованный, он казался… не ниже любоголицеиста…”Крамской и Васильев. Отношения этих двух больших художников – образецредкого человеческого и творческого родства, взаимопонимания, восхищения,взаимообогащения. Их письма друг другу – пример свободного самораскрытия,“роскоши человеческого общения”, счастья узнавания себя в другом, ониискрятся радостью встречи двух духовно близких людей, полны юмора инежности. Когда Васильев умер, Крамской взял на себя уплату егомногочисленных долгов. Знаменитый “Портрет Л.Н.Толстого” был написанКрамским в счет погашения части долга Васильева П.М.Третьякову. Но приэтом Крамской мог сказать о Васильеве: “Его манеры были самоуверенны ипочти нахальны… он не отличался молчаливостью и скромностью… У него этиманеры и тон лежали в самой натуре… ему нужны были средства принца, чтобыне жаловаться в жизнь”. Люди XIX века были значительно менее лицемерны, чеммы сейчас. Они могли принимать, уважать и любить чужую индивидуальность, незакрывая глаза на слабости, ошибки, пороки.Жизнь этого удивительного “чудо-мальчика”, по словам Репина, этого Моцартарусской живописи была отнюдь не безоблачной и таила в себе скрытую драму,истоки которой лежали в детских годах Васильева.Художник родился 10 февраля 1850 года в Гатчине в семье мелкого чиновника.Вместе со своей старшей сестрой Евгенией (впоследствии ставшей женойШишкина) она была добрачными детьми А.В.Васильева. Это обстоятельство былодля Васильева весьма болезненным и мучило его постоянно, не даваявозможности официально носить фамилию и отчество по отцу. Оно жесформировало чувство собственного достоинства и раннюю духовную зрелость.Своим “учителем” Васильев считал так называемую Кушелевскую галерею(коллекцию живописи графа Н.А.Кушелева-Безбородко), переданную в дарАкадемии художеств в 1863 году и доступную с тех пор для публики. Васильев,работая помощником у реставратора Академии И.К.Соколова, имел возможностьвнимательно изучать это замечательное собрание, в котором находилисьпроизведения Коро, Руссо, Добиньи, Тройона, братьев Ахенбах, швейцарскогопейзажиста Калама. И ориентация на этих мастеров прежде всего читается вего ранних работах, таких как “Возвращение стада”, “После грозы”, “Переддождем”.В 1870 году Васильев, добыв денег в Обществе поощрения художеств,отправляется на Волгу вместе с Репиным. После этой поездки он мужает,меняется и характер его творчества. Волга как бы раздвигает масштабывидения мира, формат пейзажей укрупняется, они становятся болеепространственными, освобождаются от мелких от мелких деталей иподробностей. “Волжские лагуны” – с широко взятым берегом, поросшимжесткой травой, речными далями и высоким небом – одна из характерных работэтого цикла.Вскоре Васильев вместе со старшими друзьями принимает участие в созданииТоварищества передвижных художественных выставок: его подпись стоит подписьстоит под проектом устава Товарищества. В 1871 году он пишет картину“Оттепель”, получившую первую премию на конкурсе Общества поощренияхудожеств. Это, пожалуй, единственное полотно, сближающее его творчество спринципами искусства передвижников.По размытой, изрезанной колеями дороге бредет путник с ребенком. Ногивязнут в мокром снега. Кажется, иногда не одолеть дороги, что бесконечнотянется по бескрайней равнине. Унылая, заброшенная деревушка, темное,закрытое серыми облаками нависшее небо – перовская тема безнадежнойнищенской жизни, тоскливого существования. Дороги “бесконечные, кактерпение людское” (В.Г.Перов), ассоициировались с трудностями жизненногопути, природа как бы больна, что-то переламывается, перемогается в ней,беззвучный стон разлит в пейзаже. Все признаки говорят о наступлении весны,но пропитавшая картину тревожность отнимает у человека надежду наобновление.В дальнейшем Васильев больше не вернется к повествовательности социальнойподоплеке своей “Оттепели”. Он себя в пейзаже романтического типа,эмоциональном и философичном одновременно. Глубокий и зоркий Крамскойразглядел в своем молодом друге “присутствие пафоса высокого поэта”,близкое молодом друге “присутствие пафоса высокого поэта”, близкое себестремление найти решение “многих вопросов общечеловеческого интереса”.Суждения Васильева поражают максимализмом тех задач, которые он ставилперед искусством и перед собственным творчеством: он мечтал написатькартину, состоящую из одного голубого воздуха и гор, но так, что“преступный замысел человека, смотрящего на картину, полную благодати ибесконечного торжества и чистоты природы, будет отклонен и покажется вовсей своей безобразной наготе…”Родственную себе душу ощутил в Васильеве другой художник романтическогосклада – Н.Ге, сказавший, что Васильев открыл для русского искусства “живоенебо”. Васильева увлекала жизнь неба. Он любил писать этюды облаков,проносящихся над землей. Небо в его картинах – это особый мир, гденевозможны человеческие измерения, мир, где человеку нечем дышать, но кудамучительно стремится душа.В 1871 году Васильев заболевает чахоткой и по совету врачей уезжает в Крым,где создает лучшие свои произведения: “Мокрый луг” (1872), “Заброшеннаямельница” (1872-1873), “В Крымских горах” (1873). Ему не сразу удаетсяосвоить мотивы непривычной для петербуржца южной природы, и первое время онпишет картины по воспоминаниями о средней полосе России, обобщая некогдавиденные натурные впечатления.В “Мокром луге” нашел совершенное воплощение важный для творчестваВасильева мотив стоячей воды. Завораживающее, не проницаемое зеркало воды вцентре и симфония неба над ним. Покой и движение, дольнее и горнее,конечное и бесконечное, трепет трав земли и властная мощь жизни неба.Переживание природы у Васильева было наполнено глубоко личностнымрелигиозным чувством: “Посмотри, какие звезды… Бездонное небо и какаяширота… А над всем – Творец…” – говорил он Репину. Если в пейзажахСаврасова мы ощущаем ласку природы, улыбку солнца, весенней травы, цветущихнавстречу человеку деревьев, уют и прелесть уголков природы, то в пейзажахВасильева мир природы предстает неласковым, полным скрытой тревоги, человекоказывается одиноким и беззащитным перед лицом ее величия оказываетсяодиноким и беззащитным перед лицом ее величия, мир природы несоразмеренчеловеку, превосходит его. По дорогам васильевских пейзажей зритель не всилах “идти”, его взгляд от переднего плана сразу же переносится кдальнему, ему не дают побыть у воды, насладиться прохладной зеленьюизумрудной травы, неведомая властная сила отрывает взгляд от земли ипереносит в мир торжественной музыки движущихся влажных облаков. Душучеловека как будто что-то отзывает, и от этого властного зова она сжимаетсяи наполняется трепетом, чувствами восторга и страха. Человеческое существострадает, но в этом страдании очищается и возвышается его душа.Это чувство природы наиболее полно выражено в самом совершенномпроизведении Васильева – картине “В Крымских горах”. Как откровениевоспринял картину Крамской, и его отзыв о произведении боготворимого юногодруга по глубине и тонкости проникновения в образный строй шедевраВасильева остается непревзойденным: “…чем дальше, тем больше зрительневольно не знает, что ему с собой делать. Ему слишком непривычно то, чтоему с собой делать. Ему слишком непривычно то, что ему показывают, он нехочет идти за Вами.., но какая-то сила его тянет все дальше и дальше, и,наконец, он точно очарованный, теряет волю сопротивляться и совершеннопокорно стоит под соснами, слушает какой-то шум в вышине над головой… этитени, едва обозначенные солнцем сквозь облака, так мистически действуют надушу, уж он устал, ноги едва двигаются, и он все дальше уходит, и, наконец,вступает в область облаков, сырых, может быть, холодных; тут он теряется,не видит дороги, и ему остается взбираться на небо…”Философский строй пейзажного творчества Васильева близок настроениямфилософской лирики Тютчева.Шумят верхи древесныеВысоко надо мной,И птицы лишь небесныеБеседуют со мной.Все пошлое и ложноеУшло так далеко.Все мило – невозможноеТак близко и легко.Картина “В Крымских горах” почти монохромна, но здесь скрыто необычайноебогатство жемчужно-серых, коричневых, зеленых лиловых, тонов. Эти тончайшиетональные переходы и создают ощущение музыкальности колористического строяпейзажа. “У меня до безобразия развивается чувство каждого отдельного тона,чем я страшно иногда путаюсь, – писал Васильев Крамскому – где я ясно вижутон, другие ничего могут не увидеть… То же бывает и в музыке: иногдамузыкант до такой степени имеет развитое ухо, что мотивы кажутся другимоднообразными”.Удивительны диапазон и эмоциональная насыщенность палитры пейзажейВасильева. Рядом с симфонией серых в пейзаже “В Крымских горах” живетпламенеющее золото огненных красок таких работ, как “Болото в лесу. Осень”(ГРМ) или “Осенний лес” (ГТГ), мерцающие изумрудные оттенки таинственной“Заброшенной мельницы” (ГТГ). Обладая необычайно развитым чувством цвета,Васильев умел придавать ему содержательную значимость, цвет для художникабыл одним из главных средств эмоциональной выразительности.Последняя картина Васильева “В Крымских горах”, его творческое завещание,стала для русского искусства примером возможности глубоких философскихобобщений в жанре пейзажа. Это завещание было воспринято впоследствииЛевитаном, продолжившим в картине “Над вечным покоем” размышления о вечноми бренном, бесконечном и конечном в жизни природы и человека.